- Женя! - вопила я бегая по театральной курилке в прошлом году, закуривя вторую - Женя! Ну не возможно так жить!
Я чувствую себя как гребаный заволеватель-кочевник! Впереди Китай, позади Тибет, на дворе началь седьмого века и полный пиздец. Каждое гребанное утро я выхожу из шатра и иду забАрывать китайцев. Крики, кровища, мужики, сеча - ну все. что нужно для счастья воину-кочевнику. Каждый вечер я возрвщаюсь в свой шатер. У нормальных вождей, понимаешь, есть наложница. Даже самая завалящаяся. Ноет, пилит, ворчит, и внимания ей мала, и одежду опять всю в кровище угваздал, и вообще поехали еще куда нибудь тут гулять негде. Но, бля, постель по ночам греет. Завтрак с утра приносит. Теплым боком по ночам на лежаке прижимается. Голыми ногами там по шатру ходит. Как-то, короче, радует глаз, душу-то греет. А у меня - что? Холодно и пусто. Разве что еду носят - вождь ведь, хули. А любит меня по настоящему только мой гнедой жеребец. Но это все на грани противоестественного. Женя! Я ХОЧУ НАЛОЖНИЦУ!
- Афина, у тебя проблемы дома?
- Да нет же, нет.
- ... А, то есть, мужика не хватает?
Дело, конечно не в этом. "Море - всего лишь символ, Маша - всего лишь образ".
Проблема не в бытовом и не в гендерном. Проблема в отдушине.
Ни наложницы, ни канистры.
Ну зато степи, Китай, Тибет, седьмой век, все дела.
И вот, казалось с того года прошло всего каких-то две недели с небольшим.
Куда делся мой Китай? Мой Тибет? Мой шатер и любимый жеребец Пряничек?!!
Какого чета впереди у меня минное поле, и позади меня минное поле, кругом столбы с искрящимися оголенными проводами, а я как мудак в белом пальто, мокром насквозь, с табличкой на груди "Главный Виновник Всего", в соплях, слезах, кашле и температуре?
Я под зобором
В хоккейной маске
Пытаюсь вспомнить свое имя и автобус
В который сяду
Тупой как глобус,
И как законченный поэт уеду в даль!
Впрочем, это риторика. Преодолеваю свое завьюженное молчание.